Она забеременела, ребенка, родившегося с серьезнейшимидефектами, город ей не оставил.

Никаких материнских чувств к потерянному младенцу Руби неиспытывала, главным был Терренс. Когда органы опеки несовершеннолетнихзаинтересовались его судьбой, она решила спрятать сына. Некогда Руби служила уРоулэндов. Дети еще не старой супружеской пары разъехались по стране. Муж ижена занимали небольшой особняк неподалеку от Университета Говарда. Рубипредложила пятьдесят долларов в месяц, чтобы они позволили Терренсу жить вкрошечной спальне над задним крыльцом. Поколебавшись, Роулэнды согласились –тогда, по словам моей клиентки, они были людьми добрыми. Раз в сутки Рубиразрешалось видеться с сыном – вечером, один час. Школьные учителя стали чащехвалить мальчика, и мать имела основание гордиться собой.

* * *

Руби перебралась поближе к Роулэндам: нашла общественнуюкухню и приют, присмотрела новый сквер и брошенный в переулке автомобиль.Ежемесячно она откладывала небольшую сумму и не пропускала свидания с сыном.

На сей раз ее посадили то ли за проституцию, то ли за сон наскамейке, она не помнила.

Руби очнулась в отделении для наркоманов в окружномгоспитале, куда ее, потерявшую сознание, доставила вызванная кем-то из прохожих“скорая”. Предстоял курс лечения, но, соскучившись по Терренсу, она сбежала изгоспиталя.

Поневоле пропустив неделю, Руби пришла навестить сына.Терренс, уставившись на живот матери, спросил, беременна ли она. Да, похоже,вновь залетела, спокойно призналась Руби. От кого? Да кто ж его знает! Терренспринялся кричать и сыпать такими проклятиями, что прибежали Роулэнды ипопросили Руби уйти.

Весь период ее беременности Терренс игнорировал мать.

Господи, какой пыткой это было: спать в брошенных машинах,просить милостыню на еду, считать часы до свидания, приходить и видеть, какмальчик, демонстративно не поднимая головы, готовит уроки!

Здесь Руби не выдержала и расплакалась. Решив, что слезыпомогут ей снять напряжение, я делал записи в блокноте и слушал, как за стенойгромко топающий Мордехай пытается спровоцировать Софию на традиционную перебранку.

Третьего ребенка у Руби тоже забрали, сразу после родов.Выйдя на четвертый день из палаты, она вернулась к привычным занятиям.

Учеба давалась Терренсу легко, он с интересом занималсяматематикой и испанским, неплохо играл на тромбоне и принимал участие влюбительских спектаклях. По окончании школы мальчик надеялся поступить ввоенно-морскую академию. Мистер Роулэнд был когда-то военным.

Однажды вечером мать пришла на свидание с сыном в такомсостоянии, что миссис Роулэнд не выдержала: либо Руби лечится, либо ей откажутот дома. В таком случае, заявила Руби, она забирает сына. Терренс ответил, чтоот Роулэндов он никуда не уйдет. На следующий день Руби ждал чиновник изорганов опеки. Роулэнды заранее обратились в суд с просьбой об усыновлении мальчика,прожившего с ними три года. Матери отказали даже в праве видеться с Терренсом –пока она не избавится от наркомании.

С тех пор прошло три недели.

– Я хочу видеть сына. Мне плохо без него.

– Вы лечитесь? – спросил я.

Прикрыв глаза, она отрицательно покачала головой.

– Почему?

– Нет мест.

Я не имел ни малейшего понятия, как бездомные наркоманыпопадают в лечебницы. Что ж, придется выяснить. Я вообразил Терренса в уютнойтеплой комнате, сытого, чисто одетого, готовящего уроки под присмотром мистераи миссис Роулэнд, любящих его почти так же, как Руби. Вот они завтракают, имистер Роулэнд, забыв про утреннюю газету, гоняет мальчика по испанскойграмматике. Да, у Терренса все складывается в высшей степени благополучно – вотличие от моей клиентки, чья жизнь превратилась в ад.

Теперь Руби хотела, чтобы я помог ей вернуть сына.

– Насчет мест я выясню, но на это потребуется время, – казаля, не представляя, сколько именно. В городе, где не менее пятисот семейдожидаются очереди пожить в приютской клетушке, больничные койки для наркомановнаверняка наперечет. – Пока вы не забудете о зелье, Терренса вам не видать, –добавил я как можно мягче.

Руби молчала; в глазах у нее блестели слезы.

Мир, в котором она жила, я совершенно не знал. Где достаютнаркотики? Во что это обходится? Сколько раз в день Руби нужно принять дозу?Как долго длится лечение?

Есть ли вообще шанс избавиться от десятилетней привычки? Чтоделает город с детьми от наркоманов?

У Руби не было ни документов, ни адреса – ничего, кромервущей душу боли. Выговорившись, она спокойно сидела на стуле, а я гадал, какей намекнуть, что у меня есть и другие дела. Кофе был выпит.

Проблему решил пронзительный голос Софии: я подумал, будто кнам ворвался какой-нибудь Мистер с пистолетом, и выскочил в большую комнату.

Пистолет в самом деле присутствовал, но не у Мистера.

Посреди комнаты стоял лейтенант Гэско собственной персоной. Троеего подручных в форме обступили стол Софии, которая онемела от возмущения. Двоедругих, в свитерах и джинсах, с интересом ждали развития событий поодаль. Вышелиз своей каморки и Мордехай.

– Привет, Микки, – повернулся ко мне Гэско.

– Какого черта?! – От рева Мордехая содрогнулись стены. Одиниз копов в испуге схватился за револьвер.

– Мы должны произвести обыск. – Гэско шагнул к Мордехаю ипротянул ордер. – Мистер Грин, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Что вы собираетесь искать? – спросил я у Гэско.

– Все то же. Отдайте сами, и мы с радостью уберемся вон.

– Его здесь нет.

– О каком досье идет речь? – глядя в постановление на обыск,осведомился Мордехай.

– Дело о выселении, – пояснил я.

– Вызова в суд я так и не дождался, – уронил Гэско. В двухполисменах я узнал Лилли и Блоуэра. – А как обещали!

– Проваливайте отсюда! – обрела голос София, заметившагнувшего к ней Блоуэра.

– Послушайте, леди, – презрительно произнес Гэско, которомуне терпелось проявить власть, – есть два выхода из создавшегося положения.Первый – вы опускаете свою старую задницу на стул и не издаете больше ни звука.Второй – мы надеваем на вас наручники, и следующие два часа вы проводите вполицейском фургоне.